Подруга думы праздной, Чернильница моя; Мой век разнообразный Тобой украсил я. Как часто друг веселья С тобою забывал Условный час похмелья И праздничный бокал; Под сенью хаты скромной, В часы печали томной, Была ты предо мной С лампадой и мечтой. В минуты вдохновенья К тебе я прибегал И музу призывал На пир воображенья. Прозрачный, легкий дым Носился над тобою, И с трепетом живым В нем быстрой чередою . . . . . . . . . . . . . . Сокровища мои На дне твоем таятся. Тебя я посвятил Занятиям досуга И с ленью примирил: Она твоя подруга. С тобой успех узнал Отшельник неизвестный... Заветный твой кристалл Хранит огонь небесный; И под вечер, когда Перо по книжке бродит, Без вялого труда Оно в тебе находит Концы моих стихов И верность выраженья; То звуков или слов Нежданное стеченье, То едкой шутки соль, То правды слог суровый, То странность рифмы новой, Неслыханной дотоль. С глупцов сорвав одежду, Я весело клеймил Зоила и невежду Пятном твоих чернил... Но их не разводил Ни тайной злости пеной, Ни ядом клеветы. И сердца простоты Ни лестью, ни изменой Не замарала ты.
Но здесь, на лоне лени, Я слышу нежны пени Заботливых друзей... Ужели их забуду, Друзей души моей, И им неверен буду? Оставь, оставь порой Привычные затеи, И дактил, и хореи Для прозы почтовой. Минуты хладной скуки, Сердечной пустоты, Уныние разлуки, Всегдашние мечты, Мои надежды, чувства Без лести, без искусства Бумаге передай... Болтливостью небрежной, И ветреной, и нежной Их сердце утешай...
Беспечный сын природы, Пока златые годы В забвеньи трачу я, Со мною неразлучно Живи благополучно, Наперсница моя.
Когда же берег ада Навек меня возьмет, Когда навек уснет Перо, моя отрада, И ты, в углу пустом Осиротев, остынешь И навсегда покинешь Поэта тихий дом... Чадаев, друг мой милый, Тебя возьмет, унылый; Последний будь привет Любимцу прежних лет. Иссохшая, пустая, Меж двух его картин Останься век немая, Укрась его камин. Взыскательного света Очей не привлекай, Но верного поэта Друзьям напоминай.
* * *
Раззевавшись от обедни, К Катакази еду в дом. Что за греческие бредни, Что за греческой содом! Подогнув под ноги, За вареньем, средь прохлад, Как египетские боги, Дамы преют и молчат.
"Признаюсь пред всей Европой, - Хромоногая кричит, - Маврогений толсто Душу, сердце мне томит. Муж! вотще карманы грузно Ты набил в семье моей. И вотще ты пятишь гузно, Маврогений мне милей".
Здравствуй, круглая соседка! Ты бранчива, ты скупа, Ты неловкая кокетка, Ты плешива, ты глупа. Говорить с тобой нет мочи - Все прощаю! бог с тобой; Ты с утра до темной ночи Рада в банк играть со мной.
Вот еврейка с Тадарашкой. Пламя пышет в подлеце, Лапу держит под рубашкой, Рыло на ее лице. Весь от ужаса хладею: Ах, еврейка, бог убьет! Если верить Моисею, Скотоложница умрет!
Ты наказана сегодня, И тебя пронзил Амур, О чувствительная сводня, О краса молдавских дур. Смотришь: каждая девица Пред тобою с молодцом, Ты ж одна, моя вдовица, С указательным перстом.
Ты умна, велеречива, Кишиневская Жанлис, Ты бела, жирна, шутлива, Пучеокая Тарсис. Не хочу судить я строго, Но к тебе не льнет душа - Так послушай, ради бога, Будь глупа, да хороша.
* * *
Недавно бедный музульман
В Юрзуфе жил с детьми, с женою; Душевно почитал священный Алькоран
И счастлив был своей судьбою; Мехмет (так звался он) прилежно целый день
Ходил за ульями, за стадом
И за домашним виноградом,
Не зная, что такое лень; Жену свою любил - Фатима это знала, И каждый год ему детей она рожала - По-нашему, друзья, хоть это и смешно,
Но у татар уж так заведено. -
Фатима раз (она в то время
Несла трехмесячное бремя, - А каждый ведает, что в эти времена И даже самая степенная жена Имеет прихоти то эти, то другие,
И боже упаси, какие!) - Фатима говорит умильно муженьку: "Мой друг, мне хочется ужасно каймаку.
Теряю память я, рассудок,
Во мне так и горит желудок; Я не спала всю ночь - и посмотри, душа, Сегодня, верно, я совсем нехороша.
Всего мне должно опасаться:
Не смею даже почесаться, Чтоб крошку не родить с сметаной на носу, -
Такой я муки не снесу. Любезный, миленькой, красавец, мой дружочек, Достань мне каймаку хоть крохотный кусочек". Мехмет разнежился, собрался, завязал
В кушак тарелку жестяную; Детей благословил, жену поцеловал И мигом в ближнюю долину побежал,
Чтобы порадовать больную. Не шел он, а летел - зато в обратный путь Пустился по горам, едва, едва шагая; И скоро стал искать, совсем изнемогая,
Местечка, где бы отдохнуть.
По счастью, на конце долины
Увидел он ручей, Добрел до берегов и лег в тени ветвей.
Журчанье вод, дерев вершины, Душистая трава, прохладный бережок,
И тень, и легкий ветерок -
Все нежило, все говорило: "Люби иль почивай!" - Люби! таких затей
Мехмету в ум не приходило,
Хоть он и мог. - Но спать! вот это мило,
Благоразумней и верней.
Зато Мехмет, как царь, уснул в долине; Положим, что царям приятно спать дано
Под балдахином на перине,
Хоть это, впрочем, мудрено.
ВЯЗЕМСКОМУ
Язвительный поэт, остряк замысловатый, И блеском колких слов, и шутками богатый, Счастливый Вяземский, завидую тебе. Ты право получил благодаря судьбе Смеяться весело над злобою ревнивой, Невежество разить анафемой игривой.
* * *
Эллеферия, пред тобой 3атмились прелести другие, Горю тобой, я вечно твой. Я твой на век, Эллеферия!
Тебя пугает света шум, Придворный блеск неприятен; Люблю твой пылкий, правый ум, И сердцу голос твой понятен.
На юге, в мирной темноте Живи со мной, Эллеферия, Твоей красоте Вредна холодная Россия.
* * *
Примите новую тетрадь, Вы, юноши, и вы, девицы, - Не веселее ль вам читать Игривой музы небылицы, Чем пиндарических похвал Высокопарные страницы - Иль усыпительный журнал, Который был когда-то в моде, А нынче так тяжел и груб, Который вопреки природе Быть хочет зол, и только глуп.
* * *
О вы, которые любили Парнаса тайные цветы И своевольные мечты Вниманьем слабым наградили, Спасите труд небрежный мой Под сенью покрова - От рук невежества слепого, От взоров зависти косой. Картины, думы и рассказы Для вас я вновь перемешал, Смешное с важным сочетал И бешеной любви проказы В архивах ада отыскал...
* * *
Если с нежной красотой Вы чувствительны душою, Если горести чужой Вам ужасно быть виною, Если тяжко помнить вам Жертву тайного страданья - Не оставлю сим листам Моего воспоминанья.
ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ
Певец-гусар, ты пел биваки,
Раздолье ухарских пиров
И грозную потеху драки,
И завитки своих усов.
С веселых струн во дни покоя
Походную сдувая пыль,
Ты славил, лиру перестроя,
Любовь и мирную бутыль.
Я слушаю тебя и сердцем молодею,
Мне сладок жар твоих речей,
Печальный, снова пламенею
Воспоминаньем прежних дней.
Я все люблю язык страстей,
Его пленительные звуки
Приятны мне, как глас друзей
Во дни печальные разлуки.
МОЛДАВСКАЯ ПЕСНЯ
Нас было два брата - мы вместе росли - И жалкую младость в нужде провели...
Но алчная страсть овладела душой, И вместе мы вышли на первый разбой.
Курган серебрился при ясной луне, Купец оробелый скакал на коне,
Его мы настигли И первою кровью умыли кинжал.
Мы к убийству привыкли потом И стали селеньям ужасны кругом.
* * *
В беспечных радостях, в живом очарованье, О дни весны моей, вы скоро утекли. Теките медленней в моем воспоминанье
* * *
Вдали тех пропастей глубоких, Где в муках вечных и жестоких