Мне бой знаком - люблю я звук мечей: От первых лет поклонник бранной славы, Люблю войны кровавые забавы, И смерти мысль мила душе моей. Во цвете лет свободы верный воин, Перед собой кто смерти не видал, Тот полного веселья не вкушал И милых жен лобзаний не достоин.
ТЫ И Я
Ты богат, я очень беден; Ты прозаик, я поэт; Ты румян, как маков цвет, Я, как смерть, и тощ и бледен. Не имея в век забот, Ты живешь в огромном доме; Я ж средь горя и хлопот Провожу дни на соломе. Ешь ты сладко всякий день, Тянешь вина на свободе, И тебе нередко лень Нужный долг отдать природе; Я же с черствого куска, От воды сырой и пресной Сажен за сто с чердака За нуждой бегу известной. Окружен рабов толпой, С грозным деспотизма взором, Афедрон ты жирный свой Подтираешь коленкором; Я же грешную дыру Не балую детской модой И Хвостова жесткой одой, Хоть и морщуся, да тру.
ДОБРЫЙ СОВЕТ
Давайте пить и веселиться, Давайте жизнию играть, Пусть чернь слепая суетится, Не нам безумной подражать. Пусть наша ветреная младость Потонет в неге и вине, Пусть изменяющая радость Нам улыбнется хоть во сне. Когда же юность легким дымом Умчит веселья юных дней, Тогда у старости отымем Все, что отымется у ней.
ЮРЬЕВУ
Любимец ветреных Лаис, Прелестный баловень Киприды - Умей сносить, мой Адонис, Ее минутные обиды! Она дала красы младой Тебе в удел очарованье, И черный ус, и взгляд живой, Любви улыбку и молчанье. С тебя довольно, милый друг. Пускай, желаний пылких чуждый, Ты поцелуями подруг Не наслаждаешься, что нужды? В чаду веселий городских, На легких играх Терпсихоры К тебе красавиц молодых Летят задумчивые взоры. Увы! язык любви немой, Сей вздох души красноречивый, Быть должен сладок, милый мой, Беспечности самолюбивой. И счастлив ты своей судьбой А я, повеса вечно праздный, Потомок негров безобразный, Взращенный в дикой простоте, Любви не ведая страданий, Я нравлюсь юной красоте Бесстыдным бешенством желаний; С невольным пламенем ланит Украдкой нимфа молодая, Сама себя не понимая, На фавна иногда глядит.
* * *
Увы! зачем она блистает Минутной, нежной красотой? Она приметно увядает Во цвете юности живой... Увянет! Жизнью молодою Не долго наслаждаться ей; Не долго радовать собою Счастливый круг семьи своей, Беспечной, милой остротою Беседы наши оживлять И тихой, ясною душою Страдальца душу услаждать... Спешу в волненье дум тяжелых, Сокрыв уныние мое, Наслушаться речей веселых И наглядеться на нее; Смотрю на все ее движенья, Внимаю каждый звук речей, - И миг единый разлученья Ужасен для души моей.
К ***
Зачем безвременную скуку Зловещей думою питать, И неизбежную разлуку В унынье робком ожидать? И так уж близок день страданья! Один, в тиши пустых полей, Ты будешь звать воспоминанья Потерянных тобою дней! Тогда изгнаньем и могилой, Несчастный! будешь ты готов Купить хоть слово девы милой, Хоть легкий шум ее шагов.
* * *
Мне вас не жаль, года весны моей, Протекшие в мечтах любви напрасной, - Мне вас не жаль, о таинства ночей, Воспетые цевницей сладострастной:
Мне вас не жаль, неверные друзья, Венки пиров и чаши круговые, - Мне вас не жаль, изменницы младые, - Задумчивый, забав чуждаюсь я.
Но где же вы, минуты умиленья, Младых надежд, сердечной тишины? Где прежний жар и слезы вдохновенья?.. Придите вновь, года моей весны!
* * *
Погасло дневное светило; На море синее вечерний пал туман.
Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный... И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман...
Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Лети, корабль, неси меня к пределам дальным По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались, Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость, Где легкокрылая мне изменила радость И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные друзья; И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя, И вы забыты мной... Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило...
Покрытый кровию святой, Чудесный твой отец, преступник и герой, И ужаса людей, и славы был достоин.
Тебя, младенца, он ласкал На пламенной груди рукой окровавленной;
Твоей игрушкой был кинжал,
Братоубийством изощренный... Как часто, возбудив свирепой мести жар, Он, молча, над твоей невинной колыбелью Убийства нового обдумывал удар - И лепет твой внимал, и не был чужд веселью... Таков был: сумрачный, ужасный до конца. Но ты, прекрасная, ты бурный век отца Смиренной жизнию пред небом искупила:
С могилы грозной к небесам
Она, как сладкий фимиам, Как чистая любви молитва, восходила.
ЧЕРНАЯ ШАЛЬ
Гляжу, как безумный, на черную шаль, И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был, Младую гречанку я страстно любил;
Прелестная дева ласкала меня, Но скоро я дожил до черного дня.
Однажды я созвал веселых гостей; Ко мне постучался презренный еврей;
Я дал ему злата и проклял его И верного позвал раба моего.
Мы вышли; я мчался на быстром коне; И кроткая жалость молчала во мне.
Едва я завидел гречанки порог, Глаза потемнели, я весь изнемог...
В покой отдаленный вхожу я один... Неверную деву лобзал армянин.
Не взвидел я света; булат загремел... Прервать поцелуя злодей не успел.
Безглавое тело я долго топтал И молча на деву, бледнея, взирал.
Я помню моленья... текущую кровь... Погибла гречанка, погибла любовь!
С главы ее мертвой сняв черную шаль, Отер я безмолвно кровавую сталь.
Мой раб, как настала вечерняя мгла, В дунайские волны их бросил тела.
С тех пор не целую прелестных очей, С тех пор я не знаю веселых ночей.
Гляжу, как безумный, на черную шаль, И хладную душу терзает печаль.
НЕРЕИДА
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду, На утренней заре я видел Нереиду. Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть: Над ясной влагою полубогиня грудь Младую, белую как лебедь, воздымала И пену из власов струею выжимала.
* * *
Редеет облаков летучая гряда; Звезда печальная, вечерняя звезда, Твой луч осеребрил увядшие равнины, И дремлющий залив, и черных скал вершины; Люблю твой слабый свет в небесной вышине: Он думы разбудил, уснувшие во мне. Я помню твой восход, знакомое светило, Над мирною страной, где все для сердца мило, Где стройны тополы в долинах вознеслись, Где дремлет нежный мирт и темный кипарис, И сладостно шумят полуденные волны. Там некогда в горах, сердечной думы полный, Над морем я влачил задумчивую лень, Когда на хижины сходила ночи тень - И дева юная во мгле тебя искала И именем своим подругам называла.
К ПОРТРЕТУ ЧААДАЕВА
Он вышней волею небес
Рожден в оковах службы царской; Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,
А здесь он - офицер гусарской.
К ПОРТРЕТУ ВЯЗЕМСКОГО
Судьба свои дары явить желала в нем, В счастливом баловне соединив ошибкой Богатство, знатный род - с возвышенным умом И простодушие с язвительной улыбкой.
НА АРАКЧЕЕВА
Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он - друг и брат. Полон злобы, полон мести, Без ума, без чувств, без чести, Кто ж он? Преданный без лести,
грошевой солдат.
ЗАПИСКА К ЖУКОВСКОМУ
Штабс-капитану, Гете, Грею, Томсону, Шиллеру привет! Им поклониться честь имею, Но сердцем истинно жалею, Что никогда их дома нет.
* * *
Аптеку позабудь ты для венков лавровых И не мори больных, но усыпляй здоровых.
* * *
Когда б писать ты начал сдуру, Тогда б наверно ты пролез Сквозь нашу тесную цензуру, Как внидишь в царствие небес.
Главная
